Глава VIII - Несчастная - Повести Ивана Сергеевича Тургенева.

- Петр Гаврилыч! - загремел г. Ратч, обращаясь ко мне,- позвольте вас познакомить с моей... с моим... с моим нумером первым, ха-ха-ха! с Сусанной Ивановной!

Я молча поклонился и тотчас же подумал: "Вот, и имя ее тоже не под стать другим", а Сусанна слегка приподнялась, не улыбаясь и не разжимая крепко стиснутых рук.

- А что же дуэтец? - продолжал Иван Демьяныч.- Александр Давыдыч? а!

благодетель! Цитра ваша у нас осталась, а фагот я уже из футляра вынул.

Насладим ушеса честной компании! (Г-н Ратч любил уснащать свою русскую речь; у него то и дело вырывались выражения, подобные тем, которыми испещрены все ультранародные стихотворения князя Вяземского: "дока для всего" вместо "на все", "здесь нам не обиход", "глядит в угоду, не напоказ", и т. п. Помнится, однажды Иван Демьяныч, увлеченный своею любовью к бойким словам с энергическим окончанием, стал уверять меня, что у него в саду везде известняк, хворостняк и валежняк.) Так как? Идет? - воскликнул Иван Демьяныч, видя, что Фустов не возражает.- Колька, марш в кабинет, тащи сюда пюпитры! Ольга, волоки цитру! Да свечек к пюпитрам соблаговоли, благоверная!

(Г-н Ратч вертелся по комнате, как кубарь.) Петр Гаврилыч, вы любите музыку, ась? А коли не любите, беседой займитесь, только, чур, под сурдинкой!

Ха-ха-ха! И где этот шут Виктор пропадает? Послушал бы тоже! Вы его, Элеонора Карповна, совсем разбаловали!

Элеонора Карповна вся вспыхнула.

- Aber was kann ich denn', Иван Демьяныч...

- Ну, хорошо, хорошо, не клянчи! Bleibe ruhig, hast ver-standen?2 Александр Давыдыч! милости просим!

Дети немедленно исполнили приказание родителя, пюпитры воздвиглись, началась музыка. Я уже сказал, что Фустов отлично играл на цитре, но на меня этот инструмент постоянно производил впечатление самое тягостное. Мне всегда чудилось и чудится доселе, что в цитре заключена душа дряхлого жида-ростовщика и что она гнусливо ноет и плачется на безжалостного виртуоза, заставляющего ее издавать звуки. Игра г. Ратча также не могла доставить мне удовольствие; к тому ж его внезапно побагровевшее лицо со злобно вращавшимися белыми глазами приняло зловещее выражение: точно он собирался убить кого-то своим фаготом и 1 А что я могу поделать? (нем.) ' Успокойся, поняла? (нем.) заранее ругался и грозил, выпуская одну за другою удавленно хриплые, грубые ноты. Я присоседился к Сусанне и, выждав первую минутную паузу, спросил ее, так же ли она любит- музыку, как ее батюшка?

Она отклонилась, как будто я толкнул ее, и промолвила отрывисто:

- Кто?

- Ваш батюшка,- повторил я,- господин Ратч.

- Господин Ратч мне не отец.

- Не отец? Извините меня... Я, должно быть, не так понял... Но мне помнится, Александр Давыдыч...

Сусанна посмотрела на меня пристально и пугливо.

- Вы не поняли господина Фустова. ГосподинРатч мойвотчим. Я помолчал.

- И вы музыки не любите? - начал я снова. Сусанна опять глянула на меня. Решительно, в ее глазах было что-то одичалое. Она, очевидно, не ожидала и не желала продолжения нашего разговора.

- Я вам этого не сказала,- медленно произнесла она.

- Tpv-ту-ту-ту-ту-у-у...-со внезапною яростью пробурчал фагот, выделывая окончательную фиоритуру. Я обернулся, увидал раздутую, как у удава, под оттопыренными ушами, красную шею г. Ратча, и очень он мне показался гадок.

- Но этого... инструмента вы, наверно, не любите,-сказал я вполголоса.

- Да... я не люблю,- отвечала она, как бы поняв мои тайный намек.

"Вот как!" - подумал я и словно чему-то обрадовался.

- Сусанна Ивановна,- проговорила вдруг Элеонора Кар-повна на своем немецко-русском языке,- музыку очень любит и очень сама прекрасно играет на фортепиано, только она не хочет играть на фортепиано, когда ее очень просят играть.

Сусанна ничего не ответила Элеоноре Карповне - она даже не поглядела на нее и только слегка, под опущенными веками, повела глазами в ее сторону. По одному этому движению,- по движению ее зрачков,- я мог понять, какого рода чувства Сусанна питала ко второй супруге своего вотчима... И я опять чему-то порадовался.

Между тем дуэт кончился. Фустов встал и, нерешительными шагами приблизившись к окну, возле которого мы сидели с Сусанной, спросил ее, получила ли она от Ленгольда ноты, которые тот обещался выписать из Петербурга.

- Попурри из "Роберта-Дьявола",- прибавил он, обращаясь ко мне,- из той новой оперы, о которой теперь все так кричат.

- Нет, не получила,- отвечала Сусанна и, повернувшись лицом к окну, поспешно прошептала: - Пожалуйста, Александр Давыдыч, прошу вас, не заставляйте меня играть сегодня! я совсем не расположена.

- Что такое? "Роберт-Дьявол" Мейербера! - возопил подошедший к нам Иван Демьяныч,- пари держу, что вещь отличная! Он жид, а все жиды, так же как и чехи, урожденные музыканты! Особенно жиды. Не правда ли, Сусанна Ивановна?

Ась? Ха-ха-ха-ха!

В последних словах г. Ратча, и на этот раз в самом его хохоте, слышалось нечто другое, чем обычное его глумление,- слышалось желание оскорбить. Так по крайней мере мне показалось и так поняла его Сусанна. Она невольно дрогнула, покраснела, закусила нижнюю губу. Светлая точка, подобная блеску слезы, мелькнула у ней на реснице, и, быстро поднявшись, она вышла вон из комнаты.

- Куда же вы, Сусанна Ивановна?-закричал ей вслед г. Ратч.

- А вы оставьте ее, Иван Демьяныч,- вмешалась Элеонора Карповна.-Wenn sie einmal so etwas im Kopf hat...' - Натура нервозная,- промолвил Ратч, повернувшись на каблуках, и шлепнул себя по ляжке,- plexus Solaris 2 страдает. О! да вы не смотрите так на меня, Петр Гаврилыч! Я и анатомией занимался, ха-ха! Я и лечить могу!

Спросите вот Элеонору Карповну... Все ее недуги я излечиваю! Такой у меня есть способ.

- А вы все должны шутки шутить, Иван Демьяныч,- отвечала та с неудовольствием, между тем как Фустов, посмеиваясь и приятно покачиваясь, 'глядел на обоих супругов.

- И почему же не шутить, mein Mutterchen?5 - подхватил Иван Демьяныч.-Жизнь нам дана для пользы, а больше для красы, как сказал один известный стихотворец. Колька, утри свой нос, дикобраз!